Читаю Колкера

На свете есть страна, где я не буду лишним.
Там хлебом и водой меня не попрекнут.
Там именем моим толпа не оскорбится,
И лучший мой порыв не назовут чужим.

На свете есть страна, где место человека
Величьем предков мне не нужно искупать;
Не встретят там мой стон холодною издевкой,
Не станет боль моя народным торжеством.

На свете есть страна, где мысль мою не свяжут,
Где гордости моей ярмом не оскорбят.
Она — не рай земной: но мне найдется пища.
Она — не широка: но мне найдется кров.

Она — моя страна, и в ней мое бессмертье.
Я — злак ее долин, я — прах ее пустынь.
В ее земле взойти, с ее землей смешаться —
Вот всё, о чем молюсь, — вот всё, о чем скорблю.

Юрий Колкер, 1983

В книге Юрия Колкера «Пархатого могила исправит, или как я был антисемитом» я нашёл:
Слог и мысль Владимира Жаботинского потрясли меня. Я увидел одного из лучших, если не вовсе лучшего, русского стилиста эпохи. Логический строй его фельетонов, их убедительность — цельностью и полнотой не уступали лучшим сочинениям ученых, душевным подъемом (что и не удивительно, если взять в расчет жанр) превосходили их. Эталоном стиля в критической прозе был для меня Ходасевич — Жаботинский выдерживал сравнение с ним и шел дальше Ходасевича: поэт интересовался только русской литературой, еврейский вождь, как древний Маккавей, шел наперекор эпохе, сражался, — его нравственный пафос был шире и грандиознее.

И следом:
Почти также убедителен был и совеременный еврейский автор, Александр Воронель. Его небольшую книжку «Трепет забот иудейских» я прочел с громадным воодушевлением. Нравственная ее составляющая была несомненна — и окрыляла. Человек вышел на земляничную поляну: прямо говорил о том, о чем пошлая светская власть десятелетиями заставляла молчать, самое слово еврей сдалав запретным. Язык и мысль Воронеля изобличали близкого человека, ученого. Как мне хотелось пожать ему руку!

Вот уже несколько лет, как я ставлю наивысшую литературную оценку именно статьям Жаботинского и «Трепету забот иудейских» Воронеля. Не удивительно, что Колкер захватил меня с первых абзацев. Та же эстетика.